vaspvort
Ночной дозор
Команда форума
Модератор
ПРОВЕРЕННЫЙ ПРОДАВЕЦ
Private Club
Старожил
Migalki Club
Меценат💰️
Бизнес-модели компаний-цифровых платформ, таких как Alphabet или Amazon, сильно отличаются от всего, что капитализм знал раньше. Об этом говорят уже несколько лет — либо восхищенно, либо (гораздо чаще) настороженно.
Один из самых радикальных критиков такой модели — профессор экономики Афинского университета Янис Варуфакис. Это весьма эксцентричная персона — он помогал Valve разработать модель монетизации Dota 2, возглавлял греческий Минфин в разгар кризиса, за что однажды был , создал общеевропейское демократическое движение DiEM25, и написал политический SciFi-роман.
В книге, опубликованной в конце 2023 года, он провозгласил, что капитализм мертв, а ему на смену пришел куда более несправедливый уклад — технофеодализм. В нем все — от складских рабочих до богатейших предпринимателей, пляшут под дудку кучки «облачных капиталистов», таких как Цукерберг, Безос и Джек Ма.
Идеологически Варуфакис примыкает к левым — но не к набившим оскомину сторонникам инклюзивности, а к либертарно-демократическому движению, для которого экономическое равенство бессмысленно без свободы. Он намеренно воздерживается от левого радикализма и рисует решение, которое подойдет и богатым, и бедным. «Технофеодализм» Варуфакиса сейчас готовит к изданию Ad Marginem. А пока мы перескажем основные идеи греческого экономиста из его работ, статей и интервью.
Янис Варуфакис.
Капитализм мертв, и ему на смену пришло нечто куда более худшее. Почему?
Технофеодализм — это новый экономический уклад, который, как считает Варуфакис, возник за последние годы на руинах уже разрушенного капитализма. Компании, создающие технофеодализм, экономист называет «облачными капиталистами».Среди них — прежде всего американские и китайские Big Tech компании, такие как Amazon, X, Google, Apple (потому что iPhone — это тоже платформа, равно как и AppStore), TenCent, Alibaba и т.д.. Но также к облачным капиталистам относятся и более мелкие платформы, например Uber, DoorDash и их аналоги в развивающихся странах.
Почему эти компании не являются капиталистическим? Варуфакис, ссылаясь на классическую политэкономию, утверждает, что в основе капитализма лежат прибыль и рынки — и оба этих элемента в бизнес-моделях цифровых платформ отсутствуют.
Почему на цифровых платформах нет прибыли
Капитализм основан на труде рабочего, который приносит прибыль. Согласно трудовой теории стоимости, наемные работники продают не труд как таковой, а рабочую силу — распределенную во времени способность к труду.
Почти всем платят за рабочее время, независимо от того, насколько эффективно оно было проведено. Разнообразные KPI и системы премирования за успехи решают эту проблему лишь в небольшой степени.
Прибыль для капиталистической компании появляется, когда такие неоплаченные прорывы, озарения и периоды повышенной продуктивности положительно влияют на продукт и позволяют продать его по цене выше издержек.
Корпорациям такая ситуация одновременно и вредит, и идет на пользу. Они многое отдали бы за возможность совершать целевые покупки озарений или прорывов, но это попросту невозможно. В то же время, их прибыль складывается как раз из-за того, что оплата труда ниже, чем его реальный вклад в стоимость.
Обычные капиталистические предприятия, в том числе и добывающие, тратят 80% выручки на зарплаты. Но цифровые платформы, принадлежащие Big Tech компаниям, поддерживаются бесплатно, благодаря деятельности обычных пользователей, использующих их инфраструктуру. Они создают контент, а также делятся своими данными, которые затем можно монетизировать.
Сам по себе «облачный капитал» предприятий технофеодалистов — вышки связи, дата-центры и километры оптоволокна, не имеют никакого смысла без пользовательского контента и данных — точно так же, как не имеет смысла поместье без крепостных.
Добровольно и бесплатно размещая в соцсетях контент, или стараясь заработать продажей товаров на маркетплейсе, мы помогаем облачному капиталу зарабатывать, а также самовоспроизводиться.
Да, платформы тоже требуют обслуживания, иногда внедряют новые продукты, тратятся на маркетологов и так далее — но расходы на труд у них составляют всего 1% от выручки. Свинарник или амбар в поместье иногда нужно чинить — но львиную долю дохода приносит бесплатный труд крепостных.
С точки зрения политэкономии, такой доход является не прибылью в узком понимании этого слова, а рентой. Капитализм победил феодализм, когда доходы в форме прибыли превзошли доходы в форме ренты — но сегодня мы наблюдаем обратное.
При этом труд на цифровых платформах все же есть, и если исключать привилегированную и очень небольшую когорту топ-менеджеров, разработчиков и маркетологов, это самый несправедливый труд в современной экономике.
Цифровые компании, пишет Варуфакис, обслуживают маленькие армии «облачных пролов» — низкооплачиваемых сотрудников, нередко лишенных каких-либо трудовых прав и работающих по сдельной схеме.
При этом дирижируют их трудом даже не живые начальники, а алгоритмы. Яркий пример — работники огромных складов Amazon в Америке, тяжелая жизнь которых прекрасно показана в фильме «Земля кочевников».
Склад Amazon.
Почему на цифровых платформах нет рынков
Второе радикальное отличие технофеодализма от капитализма — отсутствие рынков. Варуфакис утверждает, что вместо рыночной конкуренции, предполагающей равные условия и открытый обмен информации, на цифровых платформах царит совсем другая модель, в основе которой лежат рекомендательные алгоритмы.
Современные алгоритмы, созданные с помощью обучения с подкреплением, работают полностью автономно, воспроизводят себя и в целом так сложны,что даже их разработчики не до конца понимают, как они устроены. При этом их работа для нас безальтернативна — когда мы заходим на маркетплейс или соцсеть, мы не можем их отключить.
На цифровых платформах алгоритмы собирают информацию о пользователях и предлагают им релевантные продукты, которые при этом должны продаваться с максимальным плюсом. Это касается не только товаров на маркетплейсов, но и, к примеру, рекламы в соцсетях. Со временем таким подбором товаров и контента они формируют наше поведение.
Поэтому даже если на маркетплейсе вы выбираете из сонма продавцов, по Варуфакису это не является рыночной конкуренцией — она предполагает изначальное равенство участников и свободный обмен информацией, чего здесь нет и впомине, потому что всем дирижирует алгоритм. Такой порядок вещей, по мнению греческого экономиста, должен привести в ужас любого последовательного сторонника капитализма.
А продавцов на маркетплейсах Варуфакис сравнивает с вассалами, которым корпоративный король или герцог предоставил поместья в пользование, и контролирует сбор налога с помощью шерифов-алгоритмов. В более широком смысле таким же образом работают все «нормальные» капиталистические производители, которые вынуждены замыкать свои продажи на Amazon, Google Ads и так далее.
Конечно, технофеодализм сильно отличается от средневекового феодализма. Варуфакис отмечает, что лидеры «облачного капитала» ведут себя как просвещенные инноваторы, а не как бароны и герцоги прошлого — активно инвестируют в развитие своих компаний и R&D, создают новые продукты и выходят на новые рынки. Феодализм — это не их образ мышления и не самоцель их работы, но результат их бизнес-модели в современных условиях.
В отличие от средневековых крестьян, нас никто не принуждает пользоваться соцсетями или рекомендательными алгоритмами в Spotify. Варуфакис и сам признает, что ему трудно прожить без X, и было бы сложно слушать музыку без рекомендаций Spotify.
Более того, платформы конкурируют между собой и борются за одних и тех же пользователей (хотя нередко и превращаются в де-факто монополии или олигополии, как Amazon в Штатах или Яндекс.Такси в России).
Вот только расстановку сил это не меняет — в конце концов, не так уж и сложно представить себе крепостного, который доволен своим положением и искренне уважает господина.
Ответы — в 2008 году
Чтобы объяснить, как мы докатились до жизни такой, Варуфакис описывает историю капитализма с момента его появления в XVIII веке до 2008 года — когда, по его мнению, он и скончался. Давайте остановимся на ключевых тезисах.Капитализм предполагает превращение всего в товар. Послевоенная американская экономика нашла новый источник прибыли — «товаризацию» эмоций. Маркетологи, апеллируя в своей работе к нашим ценностям и чувствам, привлекают, а потом продают наше внимание, которое как и наш труд тоже становится товаром.
«Реклама батончика Hershey’s становится симулякром ласки умершего отца» — приводит пример такой товаризации эмоций Варуфакис. Появляется рынок внимания, на котором царит ориентированная на эмоции и ценности реклама. Он многократно увеличивается с появлением телевидения.
Реклама Hershey’s из 1980-х.
Кризис 2008 года произошел из-за того, что американский финансовый капитал выдавал огромное количество кредитов (прежде всего ипотечных), а потом с помощью процедуры превращал обязательства по их выплате в торгуемые ценные бумаги перепродавал их.
Развитие компьютеров позволило создавать сложнейшие и совершенно непрозрачные деривативы — финансовые инструменты, состоящие из сочетаний других финансовых инструментов, в том числе и долговых обязательств. Покупатели просто не понимали, на что именно они подписываются, приобретая тот или иной дериватив — а в них могли быть некачественные обязательства с низким шансом на исполнение.
В 2007-2008 годах этот пузырь необеспеченных долгов лопнул. Государства — в первую очередь США, могли бы дать таким банкам «сгореть», но вместо этого их поддержали огромными вливаниями в надежде, что финансовый капитал продолжит инвестировать в реальный сектор.
Протесты Оккупай Уолл-стрит во время кризиса 2008 года.
Но вместо того, чтобы превратиться в инвестиции в производство и технологии, эти и деньги так и остались на Уолл-стрит, подпитывая финансовый капитал, но лишая финансирования реальных капиталистов.
Единственная индустрия, которую Уолл-стрит щедро спонсировал — Big Tech. Причем деньги из финансовых корпораций попадали к Безосу и Маску не напрямую в форме инвестиций или кредитов. Обратный выкуп акций банков вызывал общий рост финансовых рынков и принесли деньги компаниям изо всех отраслей. При этом впервые в истории убыточные компании, такие как Amazon, или компании с околонулевой прибылью, такие как Tesla, росли так же стремительно, как прибыльные.
Но если традиционные капиталисты тратили деньги на традиционные активы, облачные капиталисты вкладывались в инновации для развития систем, которые вскоре позволили им окончательно закабалить человечество.
Если кризис 2008 года добил капитализм и положил начало экономике технофеодализма, то пандемия ковида привела к его окончательному утверждению. Именно цифровые платформы стали главными получателями огромных потоков госстимулирования, и окончательно утвердили свое господство.
Геополитика в эпоху технофеодализма
Пожалуй, самое интересное в книге Варуфакиса — глава, в которой он через призму своей концепции анализирует современную международную политику.Экономист считает, что у технофеодализма есть два основных центра — США и Китай. Америка пока превосходит в технологическом отношении. Но у КНР есть одно существенное преимущество — здесь финансовый и облачный капитал могут свободно сотрудничать и создавать совместные мегапродукты. К примеру, экосистемы Alibaba или WeChat включают себя множество платформ — от вертикальных видео до доставки еды, которые соединены единой платежной инфраструктурой.
В Штатах супераппы с настолько большим количеством функций просто невозможны, потому что банки крепко держатся за возможность проводить платежи, которые делают их фундаментальными элементами всей экономики, и не собираются делиться ей с облачными капиталистами. По той же причине США — едва ли не единственное из крупных государств, где не планируется создание ЦВЦБ.
Варуфакис утверждает, что при постоянном торговом дефиците в Америке экономическая система, основанная на долларе, выгодна и Европе, и Китаю. Также она выгодна штатовским элитам, но не среднему и рабочему классам, которые платят за этот дефицит урезанием бюджетных расходов и кредитами.
Но это касается лишь реального сектора экономики. Облачные компании не зависят от торгового дефицита — TikTok в США просто перекачивает в КНР облачную ренту, которую в ином случае могла бы получить американская соцсеть. Поэтому рост китайского облачного капитала для Штатов гораздо более серьезный вызов, чем подъем китайской промышленности.
Именно поэтому и Трамп, и Байден используют множество мер, чтобы замедлить рост китайского облачного капитала — от поддержки компаний из США или дружественных стран, которые производят альтернативу Huawei, до запрета TikTok.
Протесты американской молодежи против запрета TikTok.
Конкуренция обострилась после начала СВО, США заморозили несколько сотен миллиардов долларов российского ЦБ. Для Китая, а также богатых людей и компаний из многих других стран это стало звоночком — их капиталы, привязанные к американской экономике, больше не находятся в безопасности, их могут забрать по воле политиков в Вашингтоне. Поэтому они медленно, но верно начинают переориентироваться на юаневую систему.
Что будет дальше и что делать?
Прогноз Варуфакиса очень тревожный. Растущее господство облачного капитала приведет к тому, что деньги будут оседать в них навсегда, без шансов вернуться в мировой оборот. С обычными капиталистическими компаниями этого бы не случилось — даже получив сверхприбыль, львиную долю выручки они бы вернули назад в экономику, выплатив зарплаты и дивиденды. Люди будут беднеть, а мировой спрос — падать, что приведет к новым глобальным экономическим кризисам.Более того, торговые войны Запада и Китая ударят по многим компаниям. Пострадают даже облачные компании, например Apple — в отличие от Google и Amazon, для него важно производство, а оно замкнуто на КНР. При этом противоречия будут лишь усиливаться, например на фоне конкуренции за редкоземельные металлы.
Новые ИИ, такие как ChatGPT или DeepSeek, ситуацию . Платные ИИ-чатботы являются товаром в классическом капиталистическом понимании, их бизнес-модели никак не пересекаются с «бесплатными» для пользователя цифровыми платформами и их алгоритмами. Бесплатные ИИ-чатботы бросают вызов платным, но не облачному капиталу.
Протесты сотрудников Amazon в конце 2024 года.
Но есть и надежда. Миропорядок технофеодализма вредит абсолютному большинству — от угнетенных цифровых пролов на потогонках Amazon до богатейших людей мира и топ-менеджеров компаний из S&P 500. Коалиция, объединенная целью возрождения «нормального» капитализма, может оказаться крайне широкой. Ударной силой этой коалиции могли бы стать забастовки, потребительские или деловые бойкоты.
Чтобы остановить экспансию облачного капитала, Варуфакис предлагает набор реформ, которые такая коалиция должна продавить: усиление общественного контроля за облачными компаниями и их алгоритмами, расширение полномочий центробанков, чтобы ослабить финансовый капитал, а также модернизация системы управления в облачных компаниях, передав власть персоналу по кооперативной модели «один сотрудник — одна голосующая акция».
